— Посмотри на его лапы, — сказала Джеки, протягивая мне зверька.

— А что с ними такое? — спросил я, взяв наполовину загипнотизированного зверька и рассматривая его.

— Вот смотри… Он совсем стер себе подошвы задних лап.

— Черт возьми, действительно. Отчего бы это?

— Мне кажется, — сказала Джеки, — что эти зверьки обойдутся нам слишком дорого. Они уже и так причинили нам больше хлопот, чем все остальные животные, вместе взятые.

— А как у других броненосцев?

— Я не смотрела. Я бы и у этого ничего не заметила, если бы он не упал в тот момент, когда я поставила в клетку еду; я подняла его и тогда только заметила рану на ноге.

Мы осмотрели остальных броненосцев и, к своему ужасу, у всех обнаружили на задних лапах круглые потертости величиной с шестипенсовую монету. Единственное объяснение, на мой взгляд, состояло в том, что деревянный пол клетки был для зверьков слишком тверд, и, имея привычку бегать по клетке, они стерли себе мягкую кожицу на подошвах задних лап. Теперь мы ежедневно выносили всех заключенных из Синг-Синга, клали на землю рядком, словно тыквы, и натирали задние лапы пенициллиновой мазью. Надо было что-то сделать и с полом в клетке. Сначала я попробовал покрывать его толстым слоем мягкой земли, но из этого ничего не вышло — во время кормежки броненосцы самым ужасающим образом расплескивали свою похлебку по клетке, а затем плотно утаптывали получившуюся массу, и она затвердевала в цемент не только на полу клетки, но и на лапах зверьков. После нескольких экспериментов я решил, что лучшим покрытием служит толстый слой опилок, на который кладется слой сухих листьев и травы. Пол клетки был застлан таким образом, и через две-три недели лапы у броненосцев поджили и больше не болели.

Многим может показаться, что мы напрасно затратили столько сил и энергии ради каких-то маленьких, малоинтересных зверьков, но для нас это был настоящий триумф. Отыскание и поимка редких животных, их устройство в неволе, перевод на рацион, заменяющий им питание, которое они получали в естественных условиях, борьба с болезнями и многие другие проблемы — такова трудная, утомительная, временами скучная работа зверолова, но успешное разрешение всех этих проблем доставляет огромное удовольствие и моральное удовлетворение. Животное, которое хорошо чувствует себя в неволе, никогда не болеет и ест все, что ему дают, пользуется любовью у зверолова. А если зверек хитрый, упрямый и нежный, то разрешение всех этих задач — дело чести для зверолова, и как бы трудно ему ни пришлось, успех в этом случае гораздо больше радует его.

Глава пятая

ЗВЕРИНАЯ КОЛОНИЯ

Собственными нашими усилиями и стараниями мужского населения поселка (под руководством Паулы) мы вскоре собрали кучу представителей местной фауны. Джеки, Рафаэль и я целыми днями работали не покладая рук. Мы делали и чистили клетки, кормили и поили животных, записывали их на пленку и фотографировали. Даже втроем мы с трудом справлялись со всей работой. Волей-неволей пришлось подумать о том, чтобы нанять плотника для изготовления клеток. Я говорю «волей-неволей», ибо у меня уже был богатый опыт сотрудничества с этими мастеровыми в различных частях света, и я убедился в том, что все они очень односторонни: поручите им сколотить стол или дверь, и худо или хорошо они с этой задачей справятся; но попросите плотника сделать несколько клеток для животных, и он немедленно утратит все свое умение и искусство. С большим трудом удается научить его делать что-то, хотя бы отдаленно напоминающее нужную вещь, но как раз к этому времени обычно приходится переезжать в другое место. Вот почему я долго колебался, прежде чем попросил Рафаэля поручить Пауле найти для нас плотника. Он появился на следующее же утро. Это был низенький полный человек с таким непроницаемым выражением лица, что я невольно сравнил его с карасем. Хриплым голосом он сообщил, что его зовут Анастасий. Около получаса я втолковывал Анастасию, что нам нужно, затем дал ему деревянный ящик и попросил сделать из него клетку для птиц. Очень быстро обнаружилось, что Анастасий обладает двумя в высшей степени неприятными привычками. Во-первых, он громко и бездарно насвистывал во время работы; во-вторых, он был явно убежден в том, что гвозди — одушевленные существа, одержимые бесом. Вогнав гвоздь в дерево, он продолжал оглушительно колотить молотком и после того, как шляпка гвоздя поравнялась с поверхностью доски. Затем он делал паузу и подозрительно присматривался к гвоздю, словно ожидая, что тот попытается выскочить обратно и убежать. Гвоздь оставался на месте, но иногда Анастасию казалось, что он начинает шевелиться; тогда плотник подскакивал к доске и начинал бить молотком со страшной силой до тех пор, пока не убеждался в том, что гвоздь прекратил сопротивление. После каждого убитого гвоздя раздавался громкий бездарный свист, оповещавший всех нас о победе. Так он трудился над первой своей клеткой, и через два часа, наградив нас жестокой головной болью, представил на мой суд свое произведение.

На мой взгляд, нет ничего легче, чем смастерить клетку для птиц. Впереди натягивается проволочная сетка, между ней и дном оставляется зазор в полдюйма для удаления отбросов и нечистот. Внутри прибиваются две жердочки, и наконец делается дверца, с таким расчетом, чтобы в нее проходила рука человека. Анастасий создал настоящий шедевр. Его клетка была покойницкой, полной трупов гвоздей, по большей части искривленных или поломанных, проволочная сетка в нескольких местах была помята в результате слишком усердного преследования гвоздей. Дверь была устроена таким образом, что, закрыв, ее почти невозможно было снова открыть, а открыв, я не мог просунуть в нее руку. Зазор, оставленный для чистки клетки, был так велик, что через него смогла бы вылететь любая птица, за исключением разве что очень откормленного грифа. В угрюмом молчании созерцали мы это сооружение.

— Джерри, может, нам лучше делать их самим? — первым нарушил молчание Рафаэль.

— Нет, Рафаэль, у нас и так слишком много работы, придется терпеть этого палача, будем надеяться, он исправится.

— Ну, после такой клетки исправиться нетрудно, — заметила Джеки. — Только кого мы посадим в эту клетку? Ее обитатель должен быть совсем ручным, чтобы его легко можно было снова поймать, если он убежит.

В течение недели Палач, как мы его прозвали, делал клетки одну хуже другой. Он достиг своего апогея, когда мне понадобилась клетка, обитая изнутри жестью. Он закреплял жесть по новому способу, загоняя огромные гвозди в стенку не изнутри, а снаружи. В результате внутренняя поверхность клетки представляла собой частокол гвоздей, окруженных острыми заусеницами. Все сооружение напоминало какое-то средневековое орудие пыток.

— Ничего не выходит, Рафаэль, придется его отпустить. Я больше не выдержу — этот человек явно не в своем уме, — сказал я Рафаэлю. — Ты только посмотри, что он сделал. Можно подумать, наша задача — убивать животных, а не содержать их. Скажи ему, что он уволен, и передай Пауле, чтобы она нашла нам другого плотника, хоть мало-мальски сообразительного.

Палач вернулся к разрушительной деятельности, какой он занимался до прихода к нам, а на следующее утро Паула привела худого застенчивого юношу в кепке. Она представила нам нового плотника и долго распространялась о его удали, сообразительности и личных качествах. Рафаэль показал ему сделанные нами клетки, он тщательно осмотрел их и заявил, что, как ему кажется, он сможет сделать такие же.

— Хорошо, — сказал я, когда Рафаэль перевел мне весь разговор. — А как его зовут, Рафаэль?

— Como se llama? [32] — обратился к нему Рафаэль.

— Юлий Цезарь Центуриан, — ответил плотник, нервно хихикнув.

Итак, Юлий Цезарь Центуриан был принят в нашу компанию; он действительно оказался очень милым, находчивым и симпатичным человеком. Более того — он на самом деле был превосходным плотником. Как только он взял на себя сооружение клеток, мы почувствовали, что сможем посвящать животным гораздо больше времени.